Благородна и просветительская миссия Швеллера в СМИ, он присутствует во всех видах электронного эфира и непрерывно излучает известную ему информацию. Что бы ни спросили, ответ следует мгновенно и исчерпывающе по всем областям человеческого знания, разве что прочистка заднего прохода вызовет нерешительность вещателя... Правда, вопросы обычно простираются не далее школьной программы и даже дошкольного образования. Так и хочется спросить: что же вы, милые, делали на уроках литературы, истории, физики, биологии? А если остались недоучками, то зачем обременяете пожилого человека? Вот где заключена главная разгадка популярности Швеллера: малограмотность и умственная инертность современного населения России, укоренённая привычка получать готовые ответы со стороны, без усилий и напряжения, беспомощность в море информации. И Сеть не спасает, там надо искать и отбирать, а к отбору наши сограждане не приучены. Ладно, пусть Швеллер будет новым Знайкиным и человеком-компьютером. У него и проза под стать компьютеру: агрессивная, торопливая, перегруженная. И язык засорённый, небрежный, пересыпанный уличным жаргоном, смешением стилей. И на каждой странице интонация самовлюблённости, заносчивости, исключительности, менторства: вот я какой! Единственный! Сам себя сделал! И вас научу, если не будете возражать и спорить. А возразить следует, позиция высокомерия и всезнайства неизбежно ведёт в отстойник невежества и абсурда. Многое Швеллер знает, да не всё, и трезвая самооценка помогла бы ему избежать ляпсусов, не касаться тех предметов, о коих он понятия не имеет...
Вот он мимоходом затрагивает "Могучую кучку" великих русских музыкантов: "За пределами России на фиг (язык!) не нужны". Просто не знает, что в 19 веке, при жизни, Могучая кучка получила известность в Европе стараниями прежде всего Листа, и сочинения Мусоргского, Бородина, Римского-Корсакова с большим успехом исполнялись во Франции, Германии, Австрии, Бельгии, Голландии, Англии, не говоря уж о знаменитых "русских сезонах" в Париже. А.Бородин сообщал в своём письме: "Но всего популярнее за границею оказалась моя симфоническая поэма "В Средней Азии", которая облетела всю Европу... музыка эта почти всюду вызывала "бис". Первому квартету моему повезло не только в Европе... но и в Америке, да ещё как!" Для европейцев русская музыка была новым словом и вызывала живой интерес и неподдельное изумление. В данном случае частичное незнание и непонимание переходит в антикультуру, когда Швеллер огульно забраковывает и отсекает чуть не половину нелюбимой и непризнаваемой им литературы. Заметьте, по образованию он филолог и не стесняется демонстрировать широкой публике свои размашисто-безграмотные оценки. Начинает с классики и шельмует Белинского, этого не имеющего равных в мировой литературе критика по широте и глубине поставленных вопросов: "терпеть не могу, и ничего умного из него не вычитал". Пушкин, Лермонтов, Герцен, Тургенев, Гончаров, Достоевский, Толстой вычитывали и восхищались, а Швеллер не нашёл ничего интересного. В таких случаях, чтобы не ославиться, умные люди предпочитают помалкивать, чтобы не выставлять на обозрение собственную ограниченность и вздорные амбиции.
Что касается советской литературы, тут Швеллер устроил полный погром: "Размахнись, рука, раззудись, плечо!" Ему неведома та истина, что каждое государство нуждается в идеологической и воспитательной литературе и заботится о том, чтобы такая литература росла и накапливалась. В противном случае государство лишится соответствующего социального и духовного фундамента, его никто не станет строить и защищать. Такая мощная государственно-функциональная литература и искусство существуют в США, европейских странах, особенно своеобразная и сильная в Японии, Китае, Индии, странах арабского Востока, выходит на неё Африка и Латинская Америка. И великая заслуга Советского государства в том, что его власти стимулировали формирование одной из лучших литератур мира - коммунистической. Чем же плоха для Швеллера эта литература? Тем, что поддерживалась и поощрялась официально? Что несла не индивидуально-собственнические и буржуазные, а коллективистско-социальные идеи братства, равенства, справедливости, бескорыстия, гражданского подвига, осознанной жизни? Теперь ведь в ходу противоположные идеалы, и не дай бог, если начнётся война! Спасать Россию будет некому, население деградировало и разобщено. Этого хочет Швеллер? Ведь он обгадил походя всех великих русских писателей советской эпохи, начиная с Горького, Леонова, Н.Островского, писателя-мученика, и кончая Трифоновым, Айтматовым, Распутиным.
Вот он пытается опорочить хорошего советского писателя Полевого и его великолепную "Повесть о настоящем человеке", причём делает это устами своего "героя"-лётчика: "хреновый, я вам доложу, писатель Полевой". И где он этого всезнающего "лётчика" выкопал?
60 лет другие лётчики, охотники, лесники, врачи, фронтовики читали "Повесть" и не находили в ней ничего невозможного, глупого, смешного, а тут явился с подачи Швеллера один "уникальный" лётчик и сразу: "ахинея", "охотники на привале", "чушь" - одним словом, и читать не стоит, сплошная туфта. Оказывается, и бой вёл Мересьев не по правилам, и посадку делал не так, и медведя не мог застрелить, и ранение липовое... Припоминаю, что и Толстого многие "специалисты" уличали в разных натяжках и несообразностях, якобы имеющихся в "Войне и мире". Кто их сегодня помнит? А толстовскую эпопею читают взахлёб и восхищаются. Ну, зачем мне, спрашивается, вникать в технические подробности художественного текста? Мне они абсолютно неинтересны и не нужны, я читаю повесть, а не учебник и техническое руководство - это совсем другой жанр. Пусть Швеллер усвоит отличие правды художественной от правды буквоеда, а уж потом берётся за перо. Я слежу за психологией героев, их взаимоотношениями, поворотами сюжета, я ищу смысла , мне важны мысли и переживания. А с этих позиций шедевр Полевого безупречен и всегда будет образцом серьёзной воспитательной литературы. Но Швеллеру, видимо, такие соображения не приходят в голову, он идёт к литературе с запросами врача, станочника и акушера. Ну, тогда пусть читает "Пособие по абортам" и "Справочную книгу механика". У Полевого всё на месте, всё правдоподобно, а голой правдой искусство никогда не было.
Сошлюсь на величайшего исторического живописца Сурикова: "В исторической картине ведь и не нужно, чтобы было совсем так, а чтобы возможность была, чтобы похоже было. Суть-то исторической картины - угадывание. Если только сам дух времени соблюдён - в деталях можно какие угодно ошибки делать. А когда всё точка в точку - противно даже". Поставьте вместо одного понятия "историческая картина" другое, родственное, - "художественная книга". Художественная - не документальная. Это Швеллеру следует знать. Писатель абсолютно прав в своём творчестве, ибо воссоздаёт дух времени, а не документальный слепок.
Конечно, классики от Швеллера не пострадают, они создавали не справочно-биографическую литературу, а нестареющие драмы народной жизни и писали неизмеримо умнее и совершенней, чем того хочется "знатоку". Дорога к ним не зарастёт для тех, кого будоражат изломы времени и трудных человеческих судеб. Но падкая на сенсации, незрелая и невоспитанная масса получает из писаний Швеллера перевёрнутое представление о русской литературе и заражается его рекламным нигилизмом. А он, как известно, способен только ослеплять и отуплять. Поэтому я призываю: читайте, если хотите, Швеллера, но в метро и в поезде или на улице, чтобы скоротать пустое время. Читайте, но не принимайте всерьёз, не верьте! Иначе ваши мозги съедут набекрень.