Достойно жить, достойно умереть
К следствию было привлечено 579 человек, включая и 11 доносчиков. Это был первый в России массовый политический процесс. Перед Следственным комитетом предстал 121 человек, самых разных по характеру, происхождению, воспитанию и жизненному опыту. Уже одно это обстоятельство предопределило разное поведение заключённых на следствии: там, где один держался твёрдо, другой считал необходимым пойти на уступки и соглашения. Важно подчеркнуть, что единая тактика на случай ареста и заключения у декабристов не была выработана, они не договаривались заранее, поскольку и само восстание произошло раньше намеченного срока, да и многие верили в успех. "Мы так твёрдо были уверены ..., что не сделали ни малейших сговоров на случай неудачи" - Ал. Бестужев. У русских революционеров отсутствовал опыт общения с властями в застенке, этот опыт стал достоянием будущих поколений и продиктовал им стойкость в отношениях со своими тюремщиками.
22 декабриста отвергли на следствии всякое сотрудничество с властью, они устояли перед угрозами и грубостью следователей, отказались признать предъявленные им обвинения. Так, морской офицер Николай Бестужев, старший из 4-х братьев-декабристов, один из активнейших участников восстания (он привёл на Сенатскую площадь часть гвардейского флотского экипажа), на допросах держался с редким самообладанием и "дерзко отвечал" самому царю. Это ему принадлежат вызывающе-правдивые слова, достойные каждого правителя России вплоть до нынешних: "Желаю, чтобы впредь жребий ваших подданных зависел от закона, а не от вашей угодности..., ваших капризов или минутных настроений". Когда член Следственного комитета Голенищев-Кутузов стал обвинять Бестужева в намерении совершить цареубийство, он морально раздавил следователя своим ответом: "Я ещё не убил ни одного царя, а между моими судьями есть цареубийцы... Я удивляюсь, что это Вы мне говорите". Всем было известно, что Голенищев был участником заговора и убийства Павла 1 в 1801 г. Младший брат Бестужева Михаил был измучен непрекращающимися дневными и ночными допросами, устал и сел в присутствии мл. брата царя Михаила Павловича. "Как ты смеешь садиться? - рявкнул великий князь. - Встань, мерзавец!" Бестужев спокойно ответил: "Я устал слушать", - и перестал отвечать на вопросы.
Подполковник-гвардеец Михаил Лунин, обладатель"тончайшего ума" и беспримерной отваги, пользовался покровительством брата царя Константина Павловича и имел возможность скрыться, однако предпочёл разделить общую участь с товарищами. На допросах отвечал резко, насмешливо, не произнёс ни одного лишнего слова. Сергей Муравьёв-Апостол, командир батальона расквартированного на Украине Черниговского полка, один из 3-х братьев-декабристов, 20 января 1826 был доставлен в кандалах, тяжело раненный в голову, прямо в Зимний дворец. От потери крови он едва держался на ногах, но не показал и тени раскаяния. Сам Николай 1 отдал должное его мужеству. "Я умру с пятнами крови, пролитой за своё отечество", - сказал он отцу при свидании в Петропавловской крепости. Категорически отказался назвать царю имена товарищей отставной капитан Иван Якушкин, герой Бородина и Кульма, и "удостоился" собственноручной царской записки: "Присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железы... содержать как злодея". Майору Н.Лореру, члену Южного общества, царь крикнул в лицо: "У вас нет чести, милостивый государь!" - "Я в первый раз слышу это слово, государь", - с достоинством возразил Лорер и не дрогнул при угрозе применения пытки. Сложнее обстоит дело с другой группой мятежников: они дали подробные показания, написали обстоятельные записки, раскрыли планы и состав участников Тайного общества, известный, впрочем, в значительной части ещё до восстания по доносам провокаторов. Чем это объяснить?
Дрогнули перед угрозами царя? Испугались расправы и решили любой ценой вымолить прощение, помилование монарха? Именно такие ответы предлагают все критики декабристов, их кабинетные "судьи". Павел Пестель, первый среди 5 главных обвиняемых, сын генерал-губернатора Сибири и герой Бородина, командир пехотного полка в Южной армии и руководитель Южного общества, был арестован накануне восстания и доставлен в столицу. Сначала он отрицал все обвинения, но узнав, что следствие располагает значительными материалами из других источников, подробно разъяснил характер, цели и задачи тайного общества. Он сделал это добровольно, не унижаясь и не теряя самообладания. Князь, гвардии полковник Сергей Трубецкой, назначенный диктатором восстания, на площадь не явился, а на допросе был обласкан и обнадёжен царём: "Ты будешь жив и здоров". ИЗ каземата он написал Николаю письмо с полным и чистосердечным признанием, назвал до 70 имён. Так поступил и Каховский, который на Сенатской площади подстрелил генерал-губернатора Милорадовича. После допроса он писал: "Говоря с государем, я заметил слёзы на глазах его, и они сильнее меня тронули, чем все лестные обещания и угрозы". Каховскому царь представился "отцом отечества". Чуть позднее этот "отец отечества" повесит 29-летнего отставного поручика и отправит Трубецкого на вечную каторгу. Искренне отвечали на вопросы следствия и давали развёрнутые показания Никита Муравьёв, Евгений Оболенский, Александр Якубович. Доблестно взял на себя главную вину Руководитель Северного общества, убеждённый республиканец и пламенный поэт-романтик Кондратий Рылеев. В день восстания он сделал всё, что мог: объезжал казармы, воодушевлял войска, но как гражданский человек, не решился взять на себя командование. Рылеев до конца был уверен, что царь поймёт мотивы восставших, оценит их честные признания и не допустит казни. В записках, переданных друзьям в крепость, он обнадёживал их: "Сенаторы горячатся и присудили нам смертную казнь, но за нас Бог, государь и благомыслящие люди". В этих словах содержится разгадка поведения многих декабристов на следствии. Не слабость и страх они проявили, не измену общему делу - ими руководило желание помочь новому царю наметить и осуществить назревшие преобразования, на которые так и не решился слабовольный и уклончивый Александр 1. Декабристы поверили Николаю, увидели в нём монарха, глубоко озабоченного судьбами государства и готового провести реформы, намеченные дворянской оппозицией. Ни один из них не раскаялся, не отказался от своих убеждений, ни один не валялся в ногах и не вымаливал прощения. Нет, только надежда и вера в порядочность самодержца побудили революционеров на полное раскрытие своих замыслов и планов. Надо сказать, что царь умело внушил им эту веру своим незаурядным лицедейством. На одних он кричал и топал ногами, грозил смертью, других уговаривал, обещал полное прощение за откровенные показания, третьих стыдил, перед четвёртыми разыгрывал роль просвещённого монарха и озабоченного правителя, который мечтает о благе России. Заметив податливость и готовность декабристов, он разрешал арестованным писать письма к родным, иметь свидания, читать книги, пользоваться прогулками. Изощрённое психологическое воздействие оказывало какое-то влияние на наиболее ранимых и чутких мужчин. Однако главным побудительным мотивом их поведения было страстное желание принести пользу отечеству даже в заключении, увидеть осуществление своих заветных дум. Грубые измышления об измене идеалам, предательстве, лицемерии арестованных не выдерживают никакой критики.
22 декабриста отвергли на следствии всякое сотрудничество с властью, они устояли перед угрозами и грубостью следователей, отказались признать предъявленные им обвинения. Так, морской офицер Николай Бестужев, старший из 4-х братьев-декабристов, один из активнейших участников восстания (он привёл на Сенатскую площадь часть гвардейского флотского экипажа), на допросах держался с редким самообладанием и "дерзко отвечал" самому царю. Это ему принадлежат вызывающе-правдивые слова, достойные каждого правителя России вплоть до нынешних: "Желаю, чтобы впредь жребий ваших подданных зависел от закона, а не от вашей угодности..., ваших капризов или минутных настроений". Когда член Следственного комитета Голенищев-Кутузов стал обвинять Бестужева в намерении совершить цареубийство, он морально раздавил следователя своим ответом: "Я ещё не убил ни одного царя, а между моими судьями есть цареубийцы... Я удивляюсь, что это Вы мне говорите". Всем было известно, что Голенищев был участником заговора и убийства Павла 1 в 1801 г. Младший брат Бестужева Михаил был измучен непрекращающимися дневными и ночными допросами, устал и сел в присутствии мл. брата царя Михаила Павловича. "Как ты смеешь садиться? - рявкнул великий князь. - Встань, мерзавец!" Бестужев спокойно ответил: "Я устал слушать", - и перестал отвечать на вопросы.
Подполковник-гвардеец Михаил Лунин, обладатель"тончайшего ума" и беспримерной отваги, пользовался покровительством брата царя Константина Павловича и имел возможность скрыться, однако предпочёл разделить общую участь с товарищами. На допросах отвечал резко, насмешливо, не произнёс ни одного лишнего слова. Сергей Муравьёв-Апостол, командир батальона расквартированного на Украине Черниговского полка, один из 3-х братьев-декабристов, 20 января 1826 был доставлен в кандалах, тяжело раненный в голову, прямо в Зимний дворец. От потери крови он едва держался на ногах, но не показал и тени раскаяния. Сам Николай 1 отдал должное его мужеству. "Я умру с пятнами крови, пролитой за своё отечество", - сказал он отцу при свидании в Петропавловской крепости. Категорически отказался назвать царю имена товарищей отставной капитан Иван Якушкин, герой Бородина и Кульма, и "удостоился" собственноручной царской записки: "Присылаемого Якушкина заковать в ножные и ручные железы... содержать как злодея". Майору Н.Лореру, члену Южного общества, царь крикнул в лицо: "У вас нет чести, милостивый государь!" - "Я в первый раз слышу это слово, государь", - с достоинством возразил Лорер и не дрогнул при угрозе применения пытки. Сложнее обстоит дело с другой группой мятежников: они дали подробные показания, написали обстоятельные записки, раскрыли планы и состав участников Тайного общества, известный, впрочем, в значительной части ещё до восстания по доносам провокаторов. Чем это объяснить?
Дрогнули перед угрозами царя? Испугались расправы и решили любой ценой вымолить прощение, помилование монарха? Именно такие ответы предлагают все критики декабристов, их кабинетные "судьи". Павел Пестель, первый среди 5 главных обвиняемых, сын генерал-губернатора Сибири и герой Бородина, командир пехотного полка в Южной армии и руководитель Южного общества, был арестован накануне восстания и доставлен в столицу. Сначала он отрицал все обвинения, но узнав, что следствие располагает значительными материалами из других источников, подробно разъяснил характер, цели и задачи тайного общества. Он сделал это добровольно, не унижаясь и не теряя самообладания. Князь, гвардии полковник Сергей Трубецкой, назначенный диктатором восстания, на площадь не явился, а на допросе был обласкан и обнадёжен царём: "Ты будешь жив и здоров". ИЗ каземата он написал Николаю письмо с полным и чистосердечным признанием, назвал до 70 имён. Так поступил и Каховский, который на Сенатской площади подстрелил генерал-губернатора Милорадовича. После допроса он писал: "Говоря с государем, я заметил слёзы на глазах его, и они сильнее меня тронули, чем все лестные обещания и угрозы". Каховскому царь представился "отцом отечества". Чуть позднее этот "отец отечества" повесит 29-летнего отставного поручика и отправит Трубецкого на вечную каторгу. Искренне отвечали на вопросы следствия и давали развёрнутые показания Никита Муравьёв, Евгений Оболенский, Александр Якубович. Доблестно взял на себя главную вину Руководитель Северного общества, убеждённый республиканец и пламенный поэт-романтик Кондратий Рылеев. В день восстания он сделал всё, что мог: объезжал казармы, воодушевлял войска, но как гражданский человек, не решился взять на себя командование. Рылеев до конца был уверен, что царь поймёт мотивы восставших, оценит их честные признания и не допустит казни. В записках, переданных друзьям в крепость, он обнадёживал их: "Сенаторы горячатся и присудили нам смертную казнь, но за нас Бог, государь и благомыслящие люди". В этих словах содержится разгадка поведения многих декабристов на следствии. Не слабость и страх они проявили, не измену общему делу - ими руководило желание помочь новому царю наметить и осуществить назревшие преобразования, на которые так и не решился слабовольный и уклончивый Александр 1. Декабристы поверили Николаю, увидели в нём монарха, глубоко озабоченного судьбами государства и готового провести реформы, намеченные дворянской оппозицией. Ни один из них не раскаялся, не отказался от своих убеждений, ни один не валялся в ногах и не вымаливал прощения. Нет, только надежда и вера в порядочность самодержца побудили революционеров на полное раскрытие своих замыслов и планов. Надо сказать, что царь умело внушил им эту веру своим незаурядным лицедейством. На одних он кричал и топал ногами, грозил смертью, других уговаривал, обещал полное прощение за откровенные показания, третьих стыдил, перед четвёртыми разыгрывал роль просвещённого монарха и озабоченного правителя, который мечтает о благе России. Заметив податливость и готовность декабристов, он разрешал арестованным писать письма к родным, иметь свидания, читать книги, пользоваться прогулками. Изощрённое психологическое воздействие оказывало какое-то влияние на наиболее ранимых и чутких мужчин. Однако главным побудительным мотивом их поведения было страстное желание принести пользу отечеству даже в заключении, увидеть осуществление своих заветных дум. Грубые измышления об измене идеалам, предательстве, лицемерии арестованных не выдерживают никакой критики.