Достойно жить, достойно умереть
130 лет назад ушёл из жизни Фёдор Достоевский - самый читаемый в мире писатель наряду с Толстым, величайший романист и мыслитель. Он вошёл в мировую литературу как непревзойдённый знаток человеческой души, её самых мрачных и низменных глубин. Достоевский был певцом "униженных и оскорблённых", он с небывалой силой бичевал пороки и язвы того общественного устройства, которое обрекает человека либо на животное существование, либо на слепой и разрушительный бунт совести, испепеляющий вызов всему человечеству. С крушением коммунизма творчество Достоевского вновь оказалось в центре идеологической борьбы, все антикоммунисты и консерваторы сделали писателя своим знаменем и орудием борьбы против демократов и революционеров. Да, писатель был категорическим противником революционного насилия, он видел путь преобразования общества во внутреннем перерождении человека, в нравственном самосовершенствовании и обновлении. Но провозглашать Достоевского реакционером - это значит совсем его не понимать и не знать, Он неизмеримо более сложен и противоречив. Я не ошибусь, если скажу, что подсознательно писатель сочувствовал революционной русской молодёжи, ибо чувствовал её историческую правоту в смертельном поединке с самодержавием, уважал моральную стойкость и чистоту помыслов своих молодых современников-народовольцев. В замышляемом продолжении "Братьев Карамазовых" он намеревался сделать своего любимого героя Алёшу, послушника и ученика старца Зосимы, не кем иным, как революционером, и стал бы он на этот мученический путь в поисках правды и справедливости. А расплатился бы Алёша собственной жизнью: "его бы казнили", как казнили ровесников Алёши на глазах Достоевского.
Вернемся к смерти Достоевского. Он был глубоко верующим человеком и последовательно проводил в творчестве идеалы христианского учения. Казалось бы, кончина убеждённого христианина, каким был писатель, должна была вызвать острую боль и горе прежде всего у церковников и подвигнуть их на публичное выражение сочувствия и соболезнования семье покойного. От православного духовенства ждали искренних знаков внимания и почитания памяти усопшего гения, оно должно было первым сделать всё возможное для возвеличения личности верного сына православия. В действительности вышло наоборот. Смерть Достоевского церковники встретили равнодушно и, кроме обер-прокурора Синода Победоносцева, не проявили ни скорби, ни соучастия. Более того, память покойного была оскорблена их пренебрежением и отчуждённостью от всероссийской скорби.
Началось с того, что псалтырь над покойником читал то ли пономарь, то ли церковный сторож в сильном подпитии. При этом он попытался закрыть лицо покойного тюлем, но сделал это так неловко, что зацепил мох, обрамляющий края гроба, и выпачкал тюль, а лицо усопшего припудрил моховой пылью. Присутствующие видели, как читальщик принялся ватой смахивать пыль с лица, и его с конфузом вывели из комнаты.
Достоевский ещё при жизни высказал жене пожелание быть похороненным на кладбище Новодевичьего монастыря, рядом с Некрасовым, которого он любил как поэта. И вот в монастырь прибыли его родные, чтобы купить место для могилы. Денег было в обрез, поэтому они высказали пожелание игуменье монастыря проявить снисходительность и уступить место за скромную плату. Вместо того чтобы проявить великодушие и поблагодарить родных за оказанную честь, игуменья "сделала презрительную мину", как вспоминала дочь писателя Любовь Фёдоровна, и окатила просителей ушатом презрения: "Мы, монахини, не принадлежим больше миру, и ваши знаменитости не имеют в наших глазах никакого значения. У нас установленные цены на могилы, и мы не можем их изменить для кого бы то ни было". Монашка даже не снизошла к просьбе родных внести сумму по частям и удалилась. Убитые горем просители с горьким чувством вернулись к вдове и рассказали, как их приняла "ростовщица в монашеском одеянии". Трудно подыскать другой, более позорный факт, невежества и косности русского духовенства. Весь мир был потрясён смертью гения, и только для обитателей монастыря он не "имел никакого значения".
Надо было искать другое место для погребения, и вдова остановилась на малопрестижном Охтинском кладбище. Но тут вмешалась Александра Викторовна Богданович, жена церковного старосты Исаакиевского собора. Она одной из первых сообразила, что похоронить великого сына России на рядовом кладбище невозможно: потомки не простят такого унижения её поколению. И энергичная женщина отправилась на приём к митрополиту Новгородскому и Петербургскому Исидору с предложением безвозмездно похоронить Достоевского в Александро-Невской лавре. Митрополит куда более значительная фигура, чем малообразованная игуменья, он приближён к царю и располагает огромной властью. Да и кругозор его должен быть шире, вместительнее. Но то, что услышала от него генеральша Богданович, повергло её в шок. "Митрополит встретил очень холодно это ходатайство, устранил себя от этого, сказав, что Достоевский - простой романист, что ничего серьёзного не написал, что он помнит похороны Некрасова... - было много всякого рода демонстраций, нежелательных в стенах лавры, и прочее". Итак, столь плодотворная для церкви идея соединить имя Достоевского с Александро-Невской лаврой была отвергнута с порога высшим церковным иерархом. Какие ещё нужны доказательства дремучего невежества и догматизма православного духовенства. В истории с Достоевским оно показало себя врагом культуры и духовных идеалов нации. Церковь оказалась неспособной воздать должное великому религиозному мыслителю, оценить его колоссальную фигуру. Более того, православие вывело Достоевского из своего мира, как это сделало через 20 лет с Толстым, таким же убеждённым христианином, как и его великий современник.
Один из православных священников, русский миссионер в Китае отец Алексей, выразился прямо: "Вредный это писатель! Тем вредный, что в произведениях своих прельстительную жизнь возвеличивает и к ней, к жизни-то, старается всех привлечь. Это учитель от жизни, от плоти, а не от духа. От жизни же людей отвращать надо, чтобы они в ней постигали духовность, а не погрязали бы по уши в её прелестях... Он вовсе не христианин, а все его углубления... суть одна лишь маска, скрывающая скептицизм и неверие". Вот так! Верь слепо, без рассуждений, откажись от жизни, готовься к смерти - и ты будешь христианином в глазах православного священника. Так толковали и толкуют христианство наши пастыри, и с их позиции Достоевский, как и Толстой, был еретиком. Но нам такой "еретик", проповедующий живую любовь и духовные поиски, в стократ ближе и дороже, чем православные аскеты-отшельники и хорошо устраивающие свои земные дела попы и монахи.
Вопрос с похоронами писателя разрешился просто: вмешалось государство в лице обер-прокурора Синода Константина Победоносцева: он оказался более дальновидным и умным, чем церковные чины. Победоносцев нелестно отозвался об Исидоре и заявил, что "мы ассигнуем деньги на похороны Достоевского". Под его нажимом лавра беспрепятственно выделила место покойнику и провела обряд погребения безвозмездно. Сбылось шутливое пророчество Анны Григорьевны Достоевской. Когда-то она сказала мужу, желая успокоить и рассеять невесёлые думы: "Я похороню тебя в Александро-Невской лавре, где хоронят только генералов. Разве ты не генерал от литературы? Какие чудные похороны я тебе устрою. Архиепископы будут служить по тебе заупокойную обедню, митрополичий хор будет петь. Огромная толпа будет провожать твой гроб, и, когда шествие приблизится к лавре, монахи выйдут навстречу тебе". - "Они делают это только для царей", - возразил муж. - "Они сделают это и для тебя. О, у тебя будут чудесные похороны!".
Всё так и было. Анна Григорьевна была моложе своего гениального мужа на 25 лет . Когда однажды вдове предложили написать в альбом что-нибудь о солнце, то она не раздумывала: "Солнце моей жизни Фёдор Достоевский". Её солнце, Солнце России, мира - но не православной церкви: и после смерти гениев она продолжает гнобить их вкупе с неправедной властью. Разве мог представить Толстой, что через 100 лет, в "демократической" России юбилей его смерти отметят подлым молчанием, трусливо "забудут"? На экраны не пропустили даже художественную кинокартину о последнем годе жизни великого старца. Напоминать о неутомимом правдоискателе и бунтаре в гнилой путинской России нежелательно и опасно. Ведь Толстой, как и Достоевский, был непримиримым врагом государства торгашей, казнокрадов и насильников. Такое государство и возвели в начале 21 века расхитители советского наследства и обуржуазившаяся бюрократия. А церковь, как в былые времена, продолжает обслуживать и благословлять все деяния властей, лицемерно призывая замаливать грехи и очищаться постом. Безопасно и выгодно! Вот почему наши суровые классики-обличители негласно осуждены и сданы в архив: они будоражат совесть и призывают к правде. Но их уже ничем не удивить. Достоевский влачил кандалы каторжника в Омске, Толстого проклинали в храмах! Удивляться надо нам всем, что позволяем вытворять в родной стране временщикам.
Вернемся к смерти Достоевского. Он был глубоко верующим человеком и последовательно проводил в творчестве идеалы христианского учения. Казалось бы, кончина убеждённого христианина, каким был писатель, должна была вызвать острую боль и горе прежде всего у церковников и подвигнуть их на публичное выражение сочувствия и соболезнования семье покойного. От православного духовенства ждали искренних знаков внимания и почитания памяти усопшего гения, оно должно было первым сделать всё возможное для возвеличения личности верного сына православия. В действительности вышло наоборот. Смерть Достоевского церковники встретили равнодушно и, кроме обер-прокурора Синода Победоносцева, не проявили ни скорби, ни соучастия. Более того, память покойного была оскорблена их пренебрежением и отчуждённостью от всероссийской скорби.
Началось с того, что псалтырь над покойником читал то ли пономарь, то ли церковный сторож в сильном подпитии. При этом он попытался закрыть лицо покойного тюлем, но сделал это так неловко, что зацепил мох, обрамляющий края гроба, и выпачкал тюль, а лицо усопшего припудрил моховой пылью. Присутствующие видели, как читальщик принялся ватой смахивать пыль с лица, и его с конфузом вывели из комнаты.
Достоевский ещё при жизни высказал жене пожелание быть похороненным на кладбище Новодевичьего монастыря, рядом с Некрасовым, которого он любил как поэта. И вот в монастырь прибыли его родные, чтобы купить место для могилы. Денег было в обрез, поэтому они высказали пожелание игуменье монастыря проявить снисходительность и уступить место за скромную плату. Вместо того чтобы проявить великодушие и поблагодарить родных за оказанную честь, игуменья "сделала презрительную мину", как вспоминала дочь писателя Любовь Фёдоровна, и окатила просителей ушатом презрения: "Мы, монахини, не принадлежим больше миру, и ваши знаменитости не имеют в наших глазах никакого значения. У нас установленные цены на могилы, и мы не можем их изменить для кого бы то ни было". Монашка даже не снизошла к просьбе родных внести сумму по частям и удалилась. Убитые горем просители с горьким чувством вернулись к вдове и рассказали, как их приняла "ростовщица в монашеском одеянии". Трудно подыскать другой, более позорный факт, невежества и косности русского духовенства. Весь мир был потрясён смертью гения, и только для обитателей монастыря он не "имел никакого значения".
Надо было искать другое место для погребения, и вдова остановилась на малопрестижном Охтинском кладбище. Но тут вмешалась Александра Викторовна Богданович, жена церковного старосты Исаакиевского собора. Она одной из первых сообразила, что похоронить великого сына России на рядовом кладбище невозможно: потомки не простят такого унижения её поколению. И энергичная женщина отправилась на приём к митрополиту Новгородскому и Петербургскому Исидору с предложением безвозмездно похоронить Достоевского в Александро-Невской лавре. Митрополит куда более значительная фигура, чем малообразованная игуменья, он приближён к царю и располагает огромной властью. Да и кругозор его должен быть шире, вместительнее. Но то, что услышала от него генеральша Богданович, повергло её в шок. "Митрополит встретил очень холодно это ходатайство, устранил себя от этого, сказав, что Достоевский - простой романист, что ничего серьёзного не написал, что он помнит похороны Некрасова... - было много всякого рода демонстраций, нежелательных в стенах лавры, и прочее". Итак, столь плодотворная для церкви идея соединить имя Достоевского с Александро-Невской лаврой была отвергнута с порога высшим церковным иерархом. Какие ещё нужны доказательства дремучего невежества и догматизма православного духовенства. В истории с Достоевским оно показало себя врагом культуры и духовных идеалов нации. Церковь оказалась неспособной воздать должное великому религиозному мыслителю, оценить его колоссальную фигуру. Более того, православие вывело Достоевского из своего мира, как это сделало через 20 лет с Толстым, таким же убеждённым христианином, как и его великий современник.
Один из православных священников, русский миссионер в Китае отец Алексей, выразился прямо: "Вредный это писатель! Тем вредный, что в произведениях своих прельстительную жизнь возвеличивает и к ней, к жизни-то, старается всех привлечь. Это учитель от жизни, от плоти, а не от духа. От жизни же людей отвращать надо, чтобы они в ней постигали духовность, а не погрязали бы по уши в её прелестях... Он вовсе не христианин, а все его углубления... суть одна лишь маска, скрывающая скептицизм и неверие". Вот так! Верь слепо, без рассуждений, откажись от жизни, готовься к смерти - и ты будешь христианином в глазах православного священника. Так толковали и толкуют христианство наши пастыри, и с их позиции Достоевский, как и Толстой, был еретиком. Но нам такой "еретик", проповедующий живую любовь и духовные поиски, в стократ ближе и дороже, чем православные аскеты-отшельники и хорошо устраивающие свои земные дела попы и монахи.
Вопрос с похоронами писателя разрешился просто: вмешалось государство в лице обер-прокурора Синода Константина Победоносцева: он оказался более дальновидным и умным, чем церковные чины. Победоносцев нелестно отозвался об Исидоре и заявил, что "мы ассигнуем деньги на похороны Достоевского". Под его нажимом лавра беспрепятственно выделила место покойнику и провела обряд погребения безвозмездно. Сбылось шутливое пророчество Анны Григорьевны Достоевской. Когда-то она сказала мужу, желая успокоить и рассеять невесёлые думы: "Я похороню тебя в Александро-Невской лавре, где хоронят только генералов. Разве ты не генерал от литературы? Какие чудные похороны я тебе устрою. Архиепископы будут служить по тебе заупокойную обедню, митрополичий хор будет петь. Огромная толпа будет провожать твой гроб, и, когда шествие приблизится к лавре, монахи выйдут навстречу тебе". - "Они делают это только для царей", - возразил муж. - "Они сделают это и для тебя. О, у тебя будут чудесные похороны!".
Всё так и было. Анна Григорьевна была моложе своего гениального мужа на 25 лет . Когда однажды вдове предложили написать в альбом что-нибудь о солнце, то она не раздумывала: "Солнце моей жизни Фёдор Достоевский". Её солнце, Солнце России, мира - но не православной церкви: и после смерти гениев она продолжает гнобить их вкупе с неправедной властью. Разве мог представить Толстой, что через 100 лет, в "демократической" России юбилей его смерти отметят подлым молчанием, трусливо "забудут"? На экраны не пропустили даже художественную кинокартину о последнем годе жизни великого старца. Напоминать о неутомимом правдоискателе и бунтаре в гнилой путинской России нежелательно и опасно. Ведь Толстой, как и Достоевский, был непримиримым врагом государства торгашей, казнокрадов и насильников. Такое государство и возвели в начале 21 века расхитители советского наследства и обуржуазившаяся бюрократия. А церковь, как в былые времена, продолжает обслуживать и благословлять все деяния властей, лицемерно призывая замаливать грехи и очищаться постом. Безопасно и выгодно! Вот почему наши суровые классики-обличители негласно осуждены и сданы в архив: они будоражат совесть и призывают к правде. Но их уже ничем не удивить. Достоевский влачил кандалы каторжника в Омске, Толстого проклинали в храмах! Удивляться надо нам всем, что позволяем вытворять в родной стране временщикам.